Подумать только, второй год бродит по свету, мечтает стать музыкантом, вся душа у нее изболелась! Одно слово – в отца! Френки тоже до седых волос не может угомониться, поет в ресторане с такими же старыми чудаками, никаких денег, конечно, если бы не мастерская – не выжить. Вот и Поль когда-нибудь поймет, что песни песнями, а на жизнь нужно зарабатывать. Пусть не учителем, так хотя бы поваром. Отец давно предлагает в ресторан пристроить, тем более Поль с детства любит готовить, и получается у него хорошо. Френки еще смеялся, что из-за нее у мальчишки такие женские задатки, очень она тогда девочку ждала. А девочка тоже родилась, только тремя годами позже, трудно ли мужа уговорить, такого добряка! Поверить только, малышке Диедре двадцать один год! Пролетело время! Конечно, четверых детей непросто поднять, так они и не купили ни баян, ни компьютер. Зато теплая и дружная семья получилась, до сих пор после воскресной службы все собираются у Марии в доме, и мальчики со своими подружками, и Диедра, и мать Френсиса. Вот только Поля не хватает, ее смешного ненаглядного Таки, но надо надеяться, и он скоро вернется в Корк. Что лучше родного города да родного дома?

* * *

Часы на старой башне пробили три тридцать, завтра большой концерт, а они еще не прогнали последнюю программу! Таки заторопился обратно, за ним, виновато шмыгая носами, потянулись его горе-музыканты. Нет, зря он разозлился, пацаны, что с них взять! Разве Таки умел так классно играть в их годы? Гарри только недавно двадцать стукнуло, а вполне профессиональный солист. Ему, правда, не пришлось вкалывать больше года, чтобы купить приличную инструмент, но все-таки решился, оставил колледж и любящих американских родителей, один уехал покорять Европу. Они встретились в Париже почти год назад, сразу решили работать на пару, Таки к тому времени уже прилично владел бас-гитарой. Но кого удивишь в Париже? Дороговизна жуткая, бродили полуголодные, снимали проходную комнату в черном квартале за Монмартром. И звука, честно говоря, сильно не хватало, требовался ударник, хоть самый простенький.

Случайные знакомые посоветовали перебраться в Прагу, дай бог здоровья этим хорошим людям! Прекрасный и в то же время уютный домашний город, нет ни Парижской роскоши, ни Парижского снобизма, нашли на окраине совсем дешевый ресторанчик, немного отъелись, наконец. Там и познакомились с Ростом, он имел настоящее музыкальное образование, этот пьянчуга, – от скуки и безденежья сбежал с последнего курса российского музыкального колледжа. Кто-то помог ему прибиться в Праге, – жил как получалось, торговал понемногу валютой, крутился официантом за чаевые. Прага была наводнена русскими, в большинстве своем классными ребятами, приветливыми и не жлобами, если бы не их вечная тяга к выпивке по любому поводу.

Таки снял комнату у немолодой русской женщины, которая держала небольшую столовую, поэтому и еда перепадала, и комната оказалась теплой и уютной, не сравнить с их халупой в Париже. Хотя много ли ему одному надо! Недавно опять поссорились с Кларой. «Ей надоели детские игры в музыкантов, неопределенность, болтание по миру. Или Таки находит нормальную работу, или она находит другого парня, поумнее и побогаче!» Все-таки пообещала приехать через пару недель при условии, что к осени он возвращается в Ирландию. Да, Клара может быть довольна, у него просто не осталось другого выхода.

Как легко все начиналось! Буквально через неделю нашли помещение, старый, в прошлом джазовый паб на Тинской, там и простенькая установка осталась, еще с былых времен. Рост легко стучал любой ритм, Таки сразу начал параллельно петь, по ночам звонил отцу в Корк, спешно записывал слова, в основном «Битлз», они никогда не приедались публике.

Хватит! Лучше не вспоминать. Хорошо, что уговорил Петра продлить договор на месяц, надо хоть на дорогу заработать.

Часы на башне уже били четыре. Таки своим ключом (пока еще своим!) открыл тяжелую дубовую дверь с латунными ручками, пробежал пальцами по струнам, гитара до сих пор прилично держала строй.

– С Битлов? – спросил Рост, усаживаясь на высокий стул.

– Оh, yes! – прорычал Гарри.

– «Michelle, ma belle…» – тихо пропел Таки, пробуя тональность.

* * *

Сабринка оказалась совершенно нормальной симпатичной тетечкой, зря Гинзбург смеялся. Главное, она вовсе не считала Мишель ребенком и не собиралась ее опекать. В первый же день проехались на облезлой скрипучей «шкоде» по центру, – вот тебе Старая площадь, вот Карлов мост, вот еврейский квартал, съели яблочный штрудель в уютном старом кафе, и все – полная свобода, гуляй, где хочешь! Но гулять одной оказалось странно и грустно, захотелось позвонить маме или хотя бы Ляле. Про Эли лучше было совсем не думать, все равно он и не подумает искать ее за границей.

«Вот еще, распустилась, – Мишель даже мысленно топнула на себя ногой. – Надо составить культурную программу, Ляля всегда так поступает».

Огромное роскошное здание музея оказалось до удивления пустым и неинтересным, какие-то камни и кости, в любом израильском заповеднике коллекция богаче. «Реквием» Моцарта в храме тоже не слишком звучал, дома у Гинзбурга была коллекция дисков в гораздо лучшем исполнении. Кукольный театр оказался временно закрыт.

Культурная программа быстро выдыхалась. И еще очень захотелось есть.

По обеим сторонам улицы тянулись ресторанчики и кафе, красивые, не хуже чем в Израиле, но гораздо дешевле. Мишель брела в неизвестном направлении, стараясь, однако, далеко не отрываться от уже знакомой Старой площади. Часы на башне пробили четыре. Она повернула на симпатичную небольшую улочку, Тинская, было написано на углу старинного дома. Где-то впереди зазвучала музыка, ужасно, ужасно знакомая музыка.

«Michelle, ma belle…» – пропел глубокий тихий голос.

Он ее сразу увидел, – невысокая девочка с короткой косичкой и темными нездешними глазами шла по слабо освещенному залу. Очень славная, совсем маленькая девочка, наверное, и восемнадцати нет. К груди она прижимала книжку, яркую книжку с картинкой и странными буквами похожими на рассыпанный чай.

Она его сразу увидела, – длинный очень худой гитарист подтягивал струну, откинув со лба спутанные светлые волосы. Струна тихонько пела в гибких пальцах. Он посмотрел на нее веселыми непривычно синими глазами и шагнул навстречу:

– O Princess! I’m afraid this is just a dream! Who are you?[11]

Так легко было смотреть в эти ласковые глаза с пушистыми совсем светлыми ресницами.

– Мишель, – ответила она и рассмеялась.

Он ахнул и даже перестал улыбаться.

Можно ли говорить глазами, только глазами?

You are extremely beautiful[12]

И ты очень милый и добрый.

I’m so glad to see you[13]